Подружиться со страхом

Эта книга описывает путешествие — из Зависимости в направлении любви и медитации; путешествие — освобождение из власти страха. Книга основана как на моем собственном внутреннем процессе, так и на материале, с которым я работаю на проводимых мною семинарах. Я обнаружил, что в значительной мере мой внутренний рост осуществился благодаря работе со страхами. Если рассмотреть самые значительные события моей жизни, то окажется, что они словно вращаются вокруг страха. Или вокруг того, чтобы так или иначе справляться со страхом — страхом не реализоваться в творчестве, страхом утраты, страхом наказания, критики и осуждения, страхом отвержения, страхом одиночества, страхами о выживании, страхом разоблачения, страхом поражения, страхом успеха, близости, конфронтации, гнева, потери контроля. И каждый раз, когда мне удавалось преодолеть один из значительных страхов и расслабиться, это знаменовало новую стадию самопознания.

Страх — основной мотив, и, может быть, основной вопрос, с которым всем нам приходится разбираться в жизни. Если страх отрицается и не признается, то оказывается погребенным в подвале нашего ума и оттуда продолжает оказывать на нашу жизнь мощное и часто калечащее влияние. Мы предпринимаем попытки скрывать его всевозможными компенсациями и привычками. Но, оставаясь скрытой силой внутри нас, страх может вызывать ощущение хронической тревожности. Он может саботировать наше творчество, делать нас жесткими, мнительными и одержимыми самозащитой, разрушать все наши попытки найти любовь. Если же мы сможем подружиться со страхом, вынести его на поверхность и исследовать с наиболее возможной интенсивностью и состраданием, он может стать трансформирующей силой — открыть нам глубины нашей уязвимости и принятия самих себя.

Страх оказывает влияние — и часто решающее — на все аспекты нашей жизни: на то, как мы говорим, работаем, ведем себя в близких отношениях, выражаем себя в творчестве, и даже на то, как мы дышим. Это вечно присутствующий фактор, который мы пытаемся игнорировать, преодолевать или отталкивать в сторону. Не так давно я осознал, как глубоки мои страхи, и какими глубокими они были всегда. Я знал, что у меня множество страхов, но относился к ним как к чему-то такому, что нужно преодолеть, чтобы не ограничивать жизнь и не быть трусом. Сколько я себя помню, моим решением всегда было не позволять страхам «поймать» меня в ловушку. Я проявлял решимость и силу воли. Я толкал себя, чтобы преодолеть боязнь высоты, страх утверждать себя, страх одиночества на природе. Очень мужской подход.

Ничто из этого не помогало мне достичь большей близости с самим собой. Я бежал от страхов. И это бегство отделяло меня от мягкой стороны моей натуры, от собственной уязвимости и глубины. Эта расщепленность проявлялась в отношениях. Мои любовные партнерши несли на себе проекции моей собственной уязвимости, а я обвинял их в том, что они слишком нуждаются во мне или скованы страхом. Я был отсечен от собственных глубочайших страхов — страхов любви и утраты. Мне казалось, что, если я остановлюсь, чтобы исследовать страхи, они просто захватят меня в свою власть. В результате я выработал образ жизни, построенный на компенсации всех моих страхов. Усердно учился, сдерживал себя, занимаясь тем или другим делом или общаясь с друзьями. Бросал самому себе вызов, занимаясь альпинизмом, марафонским бегом и виндсерфингом. Избегал близости, толкал и толкал себя к совершенствованию. Бросался от одного к другому. Совершал «поступки», вызывал одобрение, искал поощрения и признания, чтобы избежать чувства страха и внутренней пустоты.

Естественно, я не знал, что бегу от страха, словно белка в колесе. Я думал, такой образ жизни — и есть жизнь. Так и было. Я не признавал другого способа жить, и все изменилось лишь много позже. Оставаясь в ловушке компенсаций своего страха, я не мог видеть, что такой образ жизни глубоко внедрен в западную культуру — и вживлен так тонко, что вырваться из него почти немыслимо. Лишь спустя много лет и после долгих душевных исканий я смог увидеть, как глубоко был пойман в эту ловушку. Лишь много позже я понял, что находился под властью бессознательного транса «Нужно-Справиться!» — транса непрерывного бегства от страха, попыток скрыть маленького мальчика внутри, которого приводят в ужас боязнь потерпеть поражение или страх быть отвергнутым. Даже мои уходы в себя были прикрытиями для страха — страха ребенка, большую часть времени остающегося в состоянии шока.

В высшей школе и колледже я никогда не подвергал сомнению направления, заданного мне моей обусловленностью; я просто катился по рельсам, стараясь добиться как можно лучших результатов. Но затем случилась резкая остановка. Я поступил в медучилище, окончив Гарвард и готовясь к карьере врача. И вдруг внутри себя я понял, что просто не могу продолжать. Я бросил училище, сел в машину и уехал в Калифорнию. Я сошел с поезда, который вез меня по заранее спланированному другими маршруту. В последующие годы я жил в коммунах, принимал психоделические наркотики, изучал йогу и медитацию. Я довольно резко отбросил образ жизни, который вел до тех пор. Я начал осознавать, что мое прежнее мировоззрение было невероятно ограниченным. Постепенно мои жизненные акценты переместились с достижения успеха к нахождению истины, от бегства от страха к его исследованию. В конце концов я вернулся в медучилище и после всех перипетий получил место штатного психиатра, но моей мотивацией и работой с тех пор всегда оставались внутренние поиски и стремление поделиться тем, что я нашел.

Меня очень впечатляла западная психология, но решение стать психиатром было лишь частично продиктовано этим. Во время штатной медицинской работы у меня появился наставник — психиатр, прикованный множественным склерозом к инвалидной коляске. Он много лет изучал гештальт-психологию под началом Фритца Перлза, и именно с ним я начал собственную терапию, которая продолжалась около года, по четыре раза в неделю. Оглядываясь назад, я думаю, что найти его мне помог мой внутренний проводник. Работая со мной, он признавал мои поиски истины действительными и ценными, вместо того чтобы ограничивать меня каким-то стандартным диагностическим «портфелем», основываясь на формальном психиатрическом образовании. Он дал мне первое глубокое понимание себя и боли, которую я держал внутри, и, опираясь на случаи из моего детства, помог увидеть, почему я был так эмоционально заморожен. Даже когда наши отношения терапевта и пациента прекратились, он остался моим учителем. Он вдохновил меня на то, чтобы исследовать и изучать новые терапевтические техники, как, например, биоэнергетику, гештальт-терапию, праймал-терапию и ребефинг. Он поддержал меня, даже когда однажды я объявил, что уезжаю в Индию, чтобы лично встретиться с гуру, учения которого меня заинтриговали.

В течение многих лет я погружался во множество различных терапевтических подходов. Может быть, из всех западных терапевтических работ, которые я исследовал, самое большое влияние на меня оказало описание процессов «Внутреннего Ребенка» и Созависимости*. Мое первое знакомство с этой работой произошло во время семинара для мужчин, который проводил Роберт Блай, Он говорил о чем-то под названием «стыд» и предлагал нам прочитать книгу Кершана Кауфмана на эту тему. «Стыд»? Слушая Блая и читая рекомендованную им книгу, я осознал, что этот термин открывает двери к пониманию корней чувства собственной недостойности, которое сопровождало меня всю мою жизнь. Там описывалось, откуда взялось это чувство недостойности. Я довольно хорошо компенсировал и скрывал свой стыд снаружи, но внутри всегда чувствовал себя неудачником. Я чувствовал, что со мной что-то не в порядке по самой моей природе. Это и был стыд.

* Созависимостъ ( co - dependence , англ.} — термин в психологии, обозначающий состояние патологической, эмоционально окрашенной зависимости от другого человека, когда центрированность на его жизни приводит к нарушению адаптации к социальной среде.

Знакомство с концепцией стыда привело меня ко второму большому открытию, которое я сделал в работе с Внутренним Ребенком, — концепции «шока». Как и в первом случае, там описывалось нечто, что я чувствовал всю жизнь. Я всегда думал, что со мной что-то не так, потому что, подвергаясь давлению, я всегда переживал своего рода паралич, смятение и неспособность действовать. Теперь я начинаю понимать, что испытывал тогда именно шок. Так стало понятным, почему в детстве большую часть времени я был так робок и стеснителен и пугался по малейшему поводу. Это объясняло, почему позже, в старших классах школы, я постоянно «заваливал» матчи против других школ, хотя и был неплохим спортсменом. Играя в теннис, на тренировках я славился своими подачами, но во время соревнований мяч улетал за поле, и я проигрывал сеты противникам, которых легко обыграл бы в ситуации, не требующей борьбы. Шок влиял и на то, как я справлялся с тестами, в которых нужно было выбрать один из предлагаемых ответов в ограниченное время, и которые стали для меня одним из самых травмирующих опытов. Давление любого рода совершенно лишало меня всякой дееспособности. Шок также объяснял, почему я терпел сексуальные неудачи в состоянии испуга, и почему боялся столкновений с людьми, которые вызывали во мне робость.

Я стал читать литературу о Зависимости и Внутреннем Ребенке (Элис Миллер, Джон Брэдшоу, Хайнц Коут, Хол Стоун, Пия Мелоди и другие) и проходить семинары по этому направлению. Я начал понимать, как именно Внутренний Ребенок в детстве подвергался стыду и шоку. Я увидел, как перенял страхи моих родителей и культуры, в которой был воспитан. Во мне жили глубокие страхи, связанные с наследием еврейского происхождения. У всех нас множество источников страхов, идущих из раннего детства: насилие, унижение достоинства и травмы, которые наносились нам из-за невыраженных и непроработанных страхов родителей, учителей и религиозных фигур. Мы полны коллективными страхами, унаследованными от наших культур. И еще глубже — просто экзистенциальными страхами нашей смертности.

Работа с Внутренним Ребенком дала мне возможности для понимания страхов и признания их реальности. Мягкость и чувствительность методов терапии Внутреннего Ребенка позволила получить доступ к тем чувствам, которые были так глубоко спрятаны, что не всплывали на поверхность ни в каких других формах терапии. Когда я начал вести собственные семинары по работе с Внутренним Ребенком, и мне пришлось выступать перед группой людей, я распознавал в себе стыд, неуверенность, сомнения и все остальные негативные внутренние голоса, но я проговаривал их, вместо того чтобы быть захваченным ими. Это самовыражение стало частью моей работы.

Эта работа помогла мне увидеть, как страх, остающийся непризнанным, отравляет все наши близкие отношения. В то время, когда я впервые услышал о Внутренней Зависимости, я думал, что все мои отношения великолепны, и я не очень нуждаюсь в том, чтобы над ними работать. В действительности же я был глубоко зависим и ничего не знал о близости. Мои отношения управлялись исключительно страхом. Я был бессознательным «опекуном», недоступным «Антизависимым» и проигрывал те образцы поведения, свидетелем которых был в детстве. Лишь очень недавно я набрался достаточно храбрости, чтобы войти в отношения, не основанные на маневрах по избеганию, театральности, борьбе или попытках переделать друг друга. Открывшись а,о такой степени, я столкнулся лицом к лицу со своими глубочайшими страхами — быть покинутым и остаться в одиночестве. Лишь осмелившись открыться, я смог увидеть, как был изолирован, и какой ужас мне внушала возможность подпустить кого-то к себе достаточно близко.

На определенном этапе исследования западных психологических практик я начал осознавать их ограничения. Во мне нарастала жажда чего-то большего, что могло бы дать мне более глубокие духовные прозрения, и, естественно, мой фокус переместился на восточную духовность и пути медитации. Некоторое время я провел в буддистских ритритах* в Америке, но все же чего-то недоставало. Я прочитал стенограммы лекций одного духовного мастера в Индии и услышал рассказы о его ашраме**. B с e это до такой степени меня заинтересовало, что я покинул многообещающую терапевтическую практику в калифорнийском местечке Лагуна-Бич и уехал в Индию без всяких определенных планов о сроках возвращения; провел некоторое время в путешествиях по Индии и в конце концов оказался в этом ашраме.

* Ритрит (от англ. retreat — «уединение», «отдаление от общества) — период интенсивной практики, в уединении или в группе. Ритрит может быть коротким, от нескольких дней, или длинным — от трех лет. — Прим. ред.

** Ашрам (санскр. acrama — «уединение», «отшельничество»; «обитель отшельников») — община, духовная школа. — Прим. ред.

Я встретил этого человека и нашел в нем глубину, покой, изящество и мудрость, совершенно отличавшиеся от всего, с чем я сталкивался на своем жизненном пути до тех пор. Попытки описать путешествие, совершенное мною с ним, уходили бы далеко за рамки задач этой книги и ее фокуса. Кроме того, очень трудно выразить в словах отношение и чувства ученика к мастеру. Может быть, достаточным будет сказать, что мои благодарность и любовь к нему неизмеримо больше любого чувства, когда-либо испытанного мною в жизни. Сидя перед мастером, я всегда чувствую, что смотрю на человека, в котором нет никакого страха. Еще более необычно ощущение, которое испытываешь, глядя ему в глаза Иногда кажется, что там просто никого нет. Может быть, когда мы в конце концов сливаемся воедино с существованием, страх исчезает. И именно это называется термином «просветление».

Переданная им мудрость безмерна, но для меня самым важным его посланием всегда было то, чтобы жить тотально, постоянно играя на переднем краю страхов, рискуя, открываясь незащищенности и неуверенности и входя глубже и глубже в медитацию, как в лекарство от всего, что причиняет нам страдание. Риск и медитация — эта пара — стали основными инструментами, которые я использовал для исследования собственных страхов и обращения с ними. Они также являются краеугольным камнем в работе, проводимой на моих семинарах, — войти в страхи, тотально, но с осознанностью, состраданием и пониманием, признавая их реальность и создавая внутреннее пространство для позволения, чувствования, наблюдения и принятия. Под медитацией я подразумеваю не просто практику, в которой нужно закрыть глаза и быть внутри, но попытку оставаться как только возможно присутствующим в каждом мгновении и вносить в жизнь качество глубокого принятия и позволения. Привлекая медитацию как способ оказания помощи в обращении со страхом, я постепенно учусь быть с ним дружественным и тем самым узнавать о любви. Я нахожу, что именно наши непризнанные и непроработанные страхи закрывают нам сердце для любви — к себе и к другим.

В этой книге я делюсь с читателем некоторыми мучительными переживаниями моего собственного детства. Не для того, чтобы бросить тень на моих родителей, которые, вне всяких сомнений, любили меня, как только умели, и пытались воспитать как можно лучше. Фактически, во время написания этой книги я чувствовал большую любовь и благодарность за все те дары и вдохновение, которые они мне принесли. Но, как это часто бывает, неосознанные и неисцеленные раны моих родителей передались и мне, и уже мне пришлось их раскрыть и исцелить. Я делюсь своими опытами также для того, чтобы обратить внимание читателя на негативную обусловленность, которую мы все получаем. Мой личный процесс был долгим путешествием. Вслед за потерей иллюзии о том, что у меня было «хорошее детство», последовал переход к чувствам гнева, горя и боли, пережитым моим Внутренним Ребенком. А потом я словно оторвался от земли и, преисполненный чувством благодарности, увидел жизнь с высоты птичьего полета. Проделанная работа позволила мне установить совершенно новый и обогащенный контакт с родителями. В этой книге я уделяю особенное внимание роли, которую играет страх в близких отношениях, потому что считаю отношения между людьми одним из величайших учителей, которые только бывают в жизни. Все мы жаждем любви. В моем собственном путешествии попытки приблизиться к «другому» были той зоной, в которой мне удавалось ближе всего подойти к своим страхам.

Я делюсь в этой книге вдохновением, полученным от моего духовного мастера, который научил меня, помимо многого другого, дару медитации и празднования жизни. В дзэнской традиции отношения мастера и ученика были названы «великим любовным романом». Процесс, в котором ученик учится доверять духовному мастеру, дзэн описывает как способ развития в ученике доверия к самой жизни. Могу сказать, что и для меня это было значительной частью непростого пути прорабатывания страхов.

В этой книге я сопровождаю материал упражнениями и структурированными медитациями, чтобы читатель мог перенести это в свой собственный жизненный опыт. Несмотря на индивидуальные различия, основные темы, которые затрагивают всех нас, — одни и те же. Может быть, глубоко внутри все мы ищем одного и того же: способности принять и любить самих себя.

Когда началась моя психиатрическая практика, в один из моих первых дней в больнице я заметил женщину, которая ползала на четвереньках по полу палаты. Из истории болезни я знал ее имя, подошел к ней и спросил:

— Мэри, что вы делаете?

Она взглянула на меня и ответила совершенно искренне и честно:

— Все, что только в моих силах.
Мне было нечего на это сказать.

далее >>>